Мои самые ранние воспоминания о детстве относятся к пятилетнему возрасту и связаны с возвращением из эвакуации в конце войны, а также с людьми, получившими воспитание и образование в позапрошлом веке. Это были приятели моего отца, который родился в 1890 году, окончил до революции гимназию, служил в таможне, а в 1914 году воевал за Царя и Отечество. Я думаю, что ранения и контузии первой мировой сохранили моему отцу жизнь в молотилке гражданской войны. Я ничего не слышал о событиях этого периода его жизни. Я не знаю, участвовал ли он в гражданской войне, и если воевал, то на чьей стороне.

В 1941 году отец ушел на фронт добровольцем, а в середине 1945, отлежав в госпитале, приехал в г. Алатырь, где мы с матерью находились в эвакуации, и привез нас домой, в Москву. Послевоенная жизнь постепенно налаживалась, отец стал реже ночевать на работе, отменили карточки, появились выходные дни, и стали приходить гости. Мы жили с соседями в трехкомнатной квартире. Наши соседи были бездетной парой. Жили дружно, по праздникам всегда общее застолье, за одним столом гости моих родителей и соседей. Мне нравилась праздничная атмосфера, внимание гостей и конечно подарки. Были и другие гости, которые чаще всего приходили вместе с отцом после работы. В таких случаях шумного застолья не было. Мать накрывала стол в комнате, гости после ужина долго сидели и негромко разговаривали, иногда оставались ночевать. Это были друзья и знакомые отца, пожилые мужчины, я чувствовал, что они чем- то отличались от других людей, которых я видел на улице. От них я тоже нередко получал подарки. Моя мать была на двадцать лет моложе отца, и многих его старых приятелей раньше не видела. Я первый раз услышал слово «есаул», когда разговор зашел о высоком седом человеке в поношенной военной форме без погон. Он был проездом в Москве, и зашел навестить отца. Они вместе воевали в 1914 году.

Лучше других я помню двух приятелей отца, которые жили в Москве, и довольно часто бывали у нас. Они уделяли мне много внимания и часто разговаривали со мной. Николай Валериевич Каверзнев, граф, бывший предводитель смоленского дворянства жил в коммуналке на Арбате и преподавал фотографию во ВГИКе. Среднего роста, с безупречным пробором в поредевших седых волосах, всегда в галстуке-бабочке, с прямой как струна спиной. Меня завораживали его тихий голос и артистическая внешность. Директор фабрики «Новый хлопок», где мой отец работал главным инженером, Исаак Борисович Ешуков стал часто бывать у нас дома после перехода отца на другую работу. И.Б. Ешуков был старый большевик, распространитель ленинской «Искры». Спасаясь от преследований за революционную деятельность, в 1905 году иммигрировал в Англию. В Петербурге, где он жил до иммиграции И.Б. работал портным. В Англии он сначала работал грузчиком, пока не выучил язык, потом поступил учеником-подмастерьем к модному лондонскому портному, который шил фраки для аристократии. С гордостью он сообщил мне, что через несколько лет вырос до мастера, что лондонские мастера по пошиву фраков высоко котировались даже в Париже. Мне показалось, что И.Б.Ешуков очень любит портновское ремесло. Двухметровый рост, широкие плечи, глубоко посаженные глаза, крупный нос, борода и прическа как у классиков марксизма странно сочетались с его одеждой - безупречно отстиранными и накрахмаленными рубашками, длинным пиджаком, брюками в полоску и суконным картузом питерского подмастерья. Его облик сразу врезался в мою детскую память, в нем было что-то необычное и величественное. Жил И.Б. Ешуков в коммуналке на Арбате не далеко от Каверзнева. Его директорский пост был опалой. В те времена не сильно жаловали старую ленинскую гвардию. И.Б. Ешуков любил Англию, регулярно слушал ВВС, много рассказывал мне об англичанах, но никогда не говорил о своей революционной деятельности. У меня сохранился старинный иллюстрированный альбом для марок, подаренный мне Н.В.Каверзневым, и французский филателистический каталог, подаренный И.Б.Ешуковым.

Как и многие мои ровесники, я прошел через увлечение почтовыми марками и аквариумом. Но в седьмом классе начал приобщаться к радиолюбительству. Печальные события марта 1953 года привели к отмене занятий в школе на несколько дней. Как будущий комсомолец я скорбел вместе со всей страной, но одновременно радовался отмене занятий в школе, и под звуки траурной музыки из репродуктора наматывал катушки для приемника. Навыки работы руками давались мне с трудом, мои руки были кривыми, катушки переделывал раз пять. Когда первый приемник заработал, я был счастлив. В школе мои радиолюбительские дела продвигались очень медленно, в моем окружении не было никого, кто бы мог дать практический совет. Мне очень хотелось сделать переносной приемник на батарейных пальчиковых лампах. Больше года ушло на собирание деталей и изготовление корпуса из оргстекла. Родители не одобряли мое увлечение, нужно было готовиться к выпускным экзаменам и поступлению в институт. Они были правы, я отложил недоделанный приемник и взялся за учебу. Довести до рабочего состояния этот приемник мне так и не удалось.

Поступив в Московский энергетический институт, я перед первым курсом сразу попал в подшефный колхоз. Учиться в институте первые два курса мне было очень тяжело. Я не мог научиться совмещать постоянные воскресники по уборке строительного мусора с учебной нагрузкой. Выполнение большого объема работ по черчению требовало возможности использовать для этой цели выходные. После стройки мои и без того кривые руки тряслись, а глаза слезились от аллергии на пыль. Чертить приходилось по ночам. Вечером я накачивался кофе, а после бессонной ночи клевал носом в душной аудитории. Отоспаться дома было нельзя, посещаемость занятий на первом курсе строго контролировалась. Я очень боялся сессии с ее тремя экзаменами по математике, т.к. на лекциях спал, а в учебники не заглядывал. Мои опасения не оправдались. Оказалось, что за время, отведенное на подготовку, я смог освоить по учебникам математику и сдать экзамены без троек. Это означало, что еще один семестр я буду получать стипендию. Моя стипендия была весома в семейном бюджете, т.к. мать не работала, а отец вышел на пенсию. Во время зачетов и экзаменов на стройки нас не посылали, за полтора месяца без строительной пыли мои глаза перестали гноиться, дыхательные пути очистились от слизи, и в конце сессии я вздохнул свободно в прямом и переносном смысле. Только во втором семестре мне удалось доделать приемник, но я не смог его наладить. Эту неудачу я пережил, решив взять реванш у судьбы, когда наберусь знаний и обзаведусь измерительными приборами.

После первого курса мечта провести лето в безделье на даче как в школьные времена, рухнула безвозвратно, причиной тому был Фестиваль молодежи летом 1957г. Нас мобилизовали служить отечеству на стезе поддержания общественного порядка. Перспектива стоять в оцеплении или патрулировать по ночам не пугала, обидно было целый месяц ездить в институт по жаре, чтобы в душном актовом зале слушать лекции комсомольских работников о тлетворном влиянии разлагающегося запада. Меня благосклонная судьба избавила от разлагающего влияния запада, повернув в сторону дружественного востока благодаря тому, что в школе я учил английский, и это было записано в моих анкетных данных. Постояв несколько дней в оцеплениях, я получил важное оперативное задание.

Элегантный мужчина средних лет объяснил мне, что индийская журналистка, жена сотрудника посольства, мать трех детей оставляет свой дорогой фотоаппарат и сумку без присмотра, где попало. Она немного не от мира сего, и отечеству будет нанесен моральный урон, если эта замечательная, дружественно к нам настроенная женщина лишится сумки или фотоаппарата. Моя задача состояла в том, чтобы тактично присмотреть за имуществом представительницы дружественной державы. Такое стечение обстоятельств было для меня большим везением. Добрая женщина на несколько дней усыновила начинающего агента спецслужбы, и мне удалось послушать вживую настоящий джаз, увидеть и услышать Эллу Фиджеральд, которая выступала в Останкино на вечере посвященном молодежи стран Азии, Африки и Латинской Америки. В то время в части музыкальных пристрастий я был насквозь пропитан чуждой нам идеологией, рок начинал покорять толпы фанатов в лице Билла Хелли с группой Кометс . Я не стал фанатом рока, я думаю, потому что благодаря дипломатическим привилегиям моей подопечной видел и слышал Эллу Фиджеральд с расстояния не более десяти метров.

Впечатления от этого концерта определили мои музыкальные пристрастия на многие последующие годы. Позже, лет через двадцать, мне довелось прослушать мастер-ленту с записью Эллы Фиджеральд и Луи Армстронга , сейчас точно не помню где, скорее всего на «Мелодии». Я был впечатлен передачей множества деталей исполнения, потрясающей ясностью звучания, но чего-то не хватало. Мне кажется, что технические средства не могут в полной мере передать харизму исполнителя. Могу предположить, что фанатами становятся именно под воздействием харизмы, стадный инстинкт начинает действовать позже, когда начальная группа фанатов уже сформировалась. Фестиваль 1957 года оставил еще много впечатлений, но они почти изгладились из памяти.

После окончания второго курса мне пришлось участвовать в уборке урожая на целинных землях. Я увидел по пути уральские горы, склоны которых украшали леса в ярком осеннем уборе. Кокчетав мне ничем не запомнился. Кокчетавская область, по которой мы проехали несколько сотен километров, запомнилась сопками, возвышавшимися над степной равниной и тряской грунтовых дорог. Зеленая растительность, покрывавшая сопки до самой вершины, и мелкие озера у основания сопок, отражавшие насыщенную голубизну неба, контрастировали с унылым пейзажем засушливой степи. Обо всем остальном, что я видел на целине, мне хотелось поскорее забыть, к сожалению, мне удалось это сделать только отчасти. Когда всплывают эти воспоминания, я стараюсь думать о том, что в мире правит высшая справедливость, смысл действий которой мне не дано понять.

Важным для меня событием студенческих лет считаю знакомство с Анатолием Буденым. Этому талантливому инженеру немало страниц посвятил журнал «Изобретатель и рационализатор» в середине 90-х, после его возвращения из Франции. Я очень благодарен ему за знания, которые получил, работая в Студенческом КБ МЭИ фактически под его руководством. Будучи студентом четвертого курса и моим ровесником он читал лекции по теории построения схем на транзисторах. Эти лекции посещали многие преподаватели института. Его потрясающий интеллект мгновенно проникал в суть любой проблемы, не только технической. Анатолий был поклонником Станислава Лемма, и на студенческих пирушках читал рассказы Лемма по памяти. Какие причины побудили власти сначала заключить его ненадолго в тюрьму, а потом выпустить во Францию, остается для меня загадкой. Насколько мне известно, политикой Анатолий не интересовался. Под его руководством была написана статья по теории транзисторных усилителей, которая была опубликована в журнале « Радио» в 1964г. Я могу гордиться таким соавторством.

Самые теплые воспоминания у меня сохранились о военной кафедре Московского Энергетического института. Военная кафедра обучала будущих технологов радиотехнике в объеме техникума, авиационные приборы, средства связи и радиолокации мы изучали на специальном аэродроме. Будучи радиолюбителем я с удовольствием занимался этими дисциплинами. На курсе было еще двое таких, как я. Старший лейтенант, выпускник, военной академии связи, читавший радиотехнику, не жалел времени на беседы с нами после занятий, терпеливо и подробно отвечая на вопросы радиолюбителей. Моя память не сохранила его имени, но на всю жизнь осталось чувство признательности. Позже, будучи специалистом с некоторым опытом, я старался следовать его примеру.

События, связанные с защитой дипломной работы в институте, были для меня весьма поучительными, и позволяли сделать «правильные» выводы, соответственно изменить шкалу ценностей и приоритетов, но это оказалось мне не по силам. Я заканчивал факультет электронной техники по специализации «Полупроводниковые приборы».

Профилю кафедры соответствовала технологическая тематика. Материал для дипломной работы нарабатывался в КБ заводов, выпускавших полупроводниковые диоды и термисторы, и в НИИ, разрабатывавших транзисторы. Для этого отводился месяц практики летом, один свободный день на четвертом курсе и два дня на пятом. Методики обучения полупроводниковой технологии еще не были разработаны, учились на практике в КБ и НИИ. Я выпал из этого процесса, поняв на первой практике, что гермозона мне не подходит, и по косым взглядам чувствовал себя на кафедре в некотором отношении отщепенцем. Кроме того, негласный контроль посещаемости, которым занимались некоторые активисты на добровольной основе, свидетельствовал о том, что на лекциях я появляюсь крайне редко. На четвертом курсе я посещал только лекции по статистической физике и квантовой механике, на пятом только лекции военной кафедры, которые не посещать было невозможно, кроме того, они мне очень нравились. Такое положение сложилось в связи с тем, что я фактически совмещал учебу на дневном отделении и работу. Сегодня такая практика является повсеместной, а в конце пятидесятых возможности заработать законным способом для студентов были очень ограничены. Не было стройотрядов, на практике за работу, как правило, платили только пятикурсникам и дипломникам.

На четвертом курсе я подрабатывал экскурсоводом в политехническом музее, а в студенческом конструкторском бюро (СКБ МЭИ), организованном при факультете автоматики и вычислительной техники, работал на общественных началах. На пятом курсе я получил оплачиваемую в размере стипендии работу в СКБ МЭИ. Работа экскурсоводом занимала дневное время, в СКБ работа начиналась после лекций и кончалась поздно вечером. В таком режиме время проходило незаметно, и вдруг я неожиданно осознал, что до защиты дипломной работы осталось полтора месяца, а материалы работы по тематике кафедры автоматики, которая курировала работу СКБ, не подходят для защиты по специальности «Полупроводниковые приборы». Блок, которым я занимался, выполнен на магнитных элементах и электровакуумных приборах. Правила требовали, чтобы я защищал диплом на своей кафедре и по полупроводниковой тематике. У меня был почти готов макет транзисторного супергетеродина, которым я начал заниматься, как только получил доступ к измерительным приборам. Дело шло очень медленно из-за недостатка времени, кроме того, заимствовать схемы узлов было негде, все разрабатывалось «с нуля». Я последовал мудрому совету А. Буденого, не доделывать приемник, а в качестве дипломной работы описать методику расчета усилителя промежуточной частоты, который был готов, оценить погрешности упрощенных формул и подтвердить результаты расчета измерением параметров и температурными испытаниями. Этот план казался вполне выполнимым за оставшееся время. Требовалось еще найти преподавателя, согласного подписать диплом в качестве руководителя. Последняя задача казалась мне очень не простой. Я не чувствовал уверенности в правильной подготовке дипломной работы, т.к. у меня было очень мало ссылок на техническую литературу, а мои многоэтажные формулы, полученные перемножением матриц параметров, которые упрощались путем отброса части членов с одновременной оценкой погрешности, как мне казалось, никого не заинтересуют.

Очень простые соотношения, в которые я в итоге превратил многоэтажные формулы, чтобы они стали пригодными для практического расчета, казались мне примитивными и антинаучными. За два дня до защиты на моем дипломном проекте не было подписи руководителя, и я отправился к начальнику СКБ за советом. Выслушав меня, он нахмурился, потом полистал мою работу и спросил, откуда и зачем я списал в дипломную работу такое количество формул. Когда выяснилось, что формулы не списаны, он выругал меня за безответственное отношение к собственным делам и добавил, что я типичный радиолюбитель, а это тяжелый диагноз. Ты способный парень, но если будешь заниматься игрушками, то ничего в жизни не достигнешь. Надо вовремя защищать диплом, потом диссертацию, а после этого можно делать приемники сколько хочешь. Потом он подписал мою дипломную работу за руководителя и пожелал удачи. События последующей жизни подтвердили правильность диагноза, поставленного руководителем СКБ МЭИ. Вопреки моим ожиданиям дипломная работа получила высокую оценку, поскольку аттестационную комиссию возглавлял А.Я. Федотов высокопоставленный чиновник из комитета по радиоэлектронике, который одновременно редактировал сборник «Полупроводниковые приборы и их применение». Он понимал, что разработка методик проектирования схем на полупроводниковых приборах также важна, как и совершенствование полупроводниковой технологии. Мне было предложено опубликовать результаты дипломной работы в сборнике «Полупроводниковые приборы и их применение».

После защиты дипломной работы я отправился по распределению в одну из войсковых частей, расположенных на окраине Москвы. Три года в войсковой части научили меня лучше понимать военных. В части служили только офицеры, в большинстве своем окончившие академии. Они очень ценили свою службу в Москве, т.к. имели опыт службы в отдаленных районах. Нормированный рабочий день, отсутствие в подчинении младшего воинского состава, т.е. ответственность только за себя, и присвоение очередных воинских званий без задержек позволяло молодым офицерам чувствовать себя счастливчиками. Находиться в окружении довольных жизнью людей было вполне комфортно. Мне объяснили главное, что требовалось от меня - усвоить раз и навсегда, что о работе можно говорить только на работе. Я усвоил, и буду придерживаться этого в отношении своих воспоминаний о моей работе в войсковой части.

Моя первая публикация в журнале «Радио», о которой говорилось выше, была связана с созданием УНЧ для приемника, который я продолжал разрабатывать. Она попалась на глаза одному офицеру, который, как и я, жил на Таганке, а познакомились мы по пути на работу. Я рассказал о своей радиолюбительской деятельности и посетовал на отсутствие приборов. Он предложил мне во временное пользование полный комплект приборов для настройки приемника, добавив, что живет в страшной тесноте и все равно в обозримом будущем не сможет ими воспользоваться. Судьба давала мне шанс взять реванш за неудачи с переносным ламповым приемником. Я этим шансом воспользовался. К тому времени высокочастотные транзисторы пошли в серийное производство, и через небольшой промежуток времени я услышал на коротких волнах голос Эллы Фиджеральд, который лился из динамика моего приемника. Ощущение радости и восторга, сопровождавшее это событие, отчетливо сохранилось в моей памяти. Приборы я вернул майору Денисову, когда увольнялся из части, отработав три года, как требовало законодательство.

Ярким событием мне запомнилось посещение радиозаводов в г. Рига в качестве спецкора газеты Известия в 1964году. В те годы газета Известия была очень влиятельной, т.к. ее главный редактор был зятем Н.С. Хрущева. В спецкоры я попал по рекомендации журнала Радио. Почему рекомендовали именно меня, мне неизвестно. Меня вдруг вызвали к командиру части, генерал мне сообщил, что откомандировывает меня на десять дней в распоряжение газеты Известия. По выражению моего лица командир догадался, что он первый, от кого я слышу о задании газеты Известия. Вечером мне позвонил З.У. Лайшев из редакции Радио, чтобы сообщить важную новость. Когда выяснилось, что я в курсе дела, и у меня на работе все решено, З.У. Лайшев выразил удивление по поводу могущества газеты Известия.

Г.Рига произвел на меня очень сильное впечатление, прежде всего своим отличием от Москвы. Атмосфера спокойствия на скверах и улицах, отсутствие очередей в магазинах, запах кофе и свежей выпечки в полупустых кафе, вежливые официантки – все это для меня было ново и непривычно. Особенно сильно впечатлила меня пожилая колхозница за чашкой кофе в кафе на одной из центральных улиц, куда я зашел, гуляя по городу. Я испытал ощущение странной горечи и тревоги, когда до меня дошло, что посещение кафе для этой пожилой крестьянки с натруженными руками привычное дело. Завод VEF начинал серийный выпуск радиоприемника Спидола.

Я впервые увидел сборочный конвейер, мне объяснили, что такое технологическая подготовка производства, и многое другое. Будучи ярым приверженцем безтрансформаторных усилителей я узнал, что себестоимость двух трансформаторов для УНЧ приемника Спидола такая низкая, что заводу не выгодно применять безтрансформаторный усилитель, требующий использования пяти транзисторов вместо трех. Посещение завода VEF положило начало осознанию мной разницы между любительским и профессиональным подходом к решению технических задач.

Работа в центральном бюро применения полупроводниковых приборов, куда я попал на работу после войсковой части, запомнилась множеством командировок, посещением разных предприятий, встреч со специалистами разных отраслей. Мне кажется, что в середине шестидесятых шел процесс становления профессионализма в области полупроводниковой схемотехники. Наработанные стереотипы ламповых устройств не всегда подходили для транзисторов, а самое главное, транзисторы было намного легче вывести из строя, чем лампы. Если к этому добавить разброс параметров, и разбиение на группы внутри одного типономинала, то можно понять, что многие разработчики аппаратуры испытывали серьезные затруднения. Я с благодарностью вспоминал о лекциях А. Буденого, которые сформировали у меня правильный подход к анализу транзисторных схем, кроме того, по молодости у меня не было наработанных стереотипов. От разработчиков аппаратуры требовались технические обоснования на применение групп транзисторов с более высокими значениями параметров и еще множества бумаг, чтобы получить фонды. Эти бумаги и рассматривались в центральном бюро применения. Получать разрешения на применение входило в обязанности технических отделов, в большинстве своем укомплектованных дамами, которые плохо разбирались в технике. Разработчикам аппаратуры деятельность нашего предприятия добавляла лишнюю головную боль, и отношение к нам было соответствующее. Наш по большей части женский коллектив успешно справлялся с сопоставлением данных карт режимов работы и цифр, записанных в технических условиях на транзисторы и диоды. Мне доставались более сложные вопросы, требующие анализа схем. Отказы дать согласие на выделение фондов на приборы дефицитных групп (с лучшими параметрами) в ряде случаев требовали обоснований. Поэтому приходилось встречаться с разработчиками, терпеливо сносить их неудовольствие и находить общий язык. В большинстве случаев мне это удавалось, но это занимало много времени, и мои показатели по документообороту были вопиюще низкие. К счастью список позиций ограниченного применения быстро сокращался, а вскоре превратился в список морально устаревших приборов, которые не разрешены к применению в новых разработках. Моя бумажная деятельность сменилась на участие в совместных работах с аппаратостроительными предприятиями. Было много командировок в г. Харьков, много встреч со специалистами, получение новых знаний. Самым значительным для меня было избавление от комплекса профессиональной неполноценности, который давил на меня во время работы в армии. Я участвовал в выставках радиолюбителей-конструкторов ДОСААФ, которые проходили в политехническом музее. Это были грандиозные мероприятия, в которых участвовали радиолюбители со всех концов огромной страны. Многие руководители московских оборонных предприятий, в прошлом радиолюбители, находили время посетить выставку. Они приходили без свиты, запросто беседовали с радиолюбителями. Много лет спустя я, оказавшись на ковре в кабинете очень высокого начальства, оторопел от вопроса: « Вы тот самый Бать, который делает приемники?». Я ответил, что тот самый, но приемники сейчас не делаю. Он добавил: « Я тоже когда-то занимался этим, приходилось самому делать конденсаторы, я даже писал о самодельном конденсаторе в журнал «Радио - фронт». В журнале «Радио» был снят запрет на публикацию транзисторных приемников с коротковолновыми диапазонами, и в 1967г. вышли две статьи с описанием радиоприемников, основные технические решения для которых были разработаны пять лет назад.

К этому времени я обзавелся женой и сыном. Совместная жизнь с родителями представлялась мне невозможной, и желание иметь свою крышу над головой привело меня к решению переехать в Зеленоград. Для меня это было очень тяжелое решение, я очень любил Москву, кроме того понимал, что общение со школьными друзьями, к которым был сильно привязан, с переездом будет сильно затруднено.

В.И.Иванов директор предприятия, на котором я работал, с пониманием отнесся к нашим проблемам (моя жена работала на этом же предприятии) и помог мне с переводом в Зеленоград. Понимая, что своя крыша над головой в данный момент дороже всего, я без колебаний принял предложение работать помощником ученого секретаря, а потом перевод в бюро применения интегральных схем, которое начало организовываться при одном из предприятий. Переезд на новую квартиру по времени совпал с серьезным заболеванием, после которого я долго не мог прийти в себя. Работа и быт целиком поглощали всю энергию. Воспоминания об этом периоде связаны с чувством усталости, недосыпания, частых головных болях. Первые годы в Зеленограде я особенно сильно тосковал по Москве, друзьям, с которыми виделся очень редко. Мало радовала новая квартира, обустроить которую не хватало сил и средств. Постепенно почти все наладилось, но желание вернуться назад, в Москву осталось. Работа в сфере применения была мне знакома.

В мои обязанности входило кроме всего прочего выступать с докладами по интегральным схемам на предприятиях других отраслей, а также писать подобные доклады и сопровождать начальство на крупные межотраслевые совещания, где эти доклады читались. Таким образом, я попал на межотраслевую конференцию по радиовещательной аппаратуре, которая проводилась в ИРПА им. А.С.Попова. Мне запомнился курьезный случай, который произошел на этой конференции. Доклад от электронной промышленности был запланирован на пленарном заседании. Во время предыдущего доклада о качестве громкоговорителей после заявления представителя ИРПА им. А.С. Попова о том, что отечественные динамики практически не уступают зарубежным, а если уступают, то только по внешнему виду, обстановка в зале сильно накалилась. Сказывались ведомственные противоречия, кроме того, многие предприятия не могли простить акустическому отделу ИРПА им. А.С. Попова монополию на разработку динамиков и акустические измерения. Отдел, представитель которого докладывал, добился выхода постановления, предписывающего всем предприятиям демонтировать оборудование для акустических измерений, и все измерения проводить только в ИРПА им. А.С. Попова.

Только РРЗ в г. Риге смог отстоять независимость и сохранить свою измерительную базу и в том числе уникальную гулкую комнату с мраморным покрытием. В перерыве перед докладом об интегральных схемах мой начальник сообщил мне, что текст доклада остался в гостинице, поэтому выступать придется мне. Не робей, утешил он меня, если скажешь какую-нибудь глупость, я потом сообщу, что ты наказан, и скандала не будет, а официальный доклад для публикации выслан заблаговременно, его опубликуют в материалах конференции. Выйдя на трибуну, я увидел в зале множество раздраженных лиц и почувствовав на себе недружелюбные взгляды. Сделав глубокий вздох, неожиданно для себя громко и с пафосом произнес: «Интегральные схемы, выпускаемые нашей отраслью, по внешнему виду не уступают иностранным, а если и уступают, то не на много». Зал взорвался сначала хохотом, потом аплодисментами. Обстановка разрядилась. Продолжение моего доклада прошло в обстановке дружелюбного внимания. Пленарное заседание закончилось, и я услышал из зала вопрос: «Ваша фамилия Бать? Статьи в Радио ваши?» Я кивнул. Тут подошел мой начальник, по его выражению лица я понял, что действий моих он не одобряет. Получилось, что я его подставил. Я догадался, что из-за шутки мое выступление запомнится, и может стать известно в министерстве, о том, что он перепоручил читать официальный доклад на межотраслевой конференции рядовому сотруднику, что было серьезным нарушением установленных правил. К сожалению, так все и вышло. Эта ситуация осложнила мое положение на работе. Почувствовав напряженное отношение ко мне главного инженера в отделе стали ко мне относиться холодно и недружелюбно, к тому же я был не «свой». Мой непосредственный начальник тоже был не «свой». За его плечами был фронт, служба в армии после войны, вечерний институт, работа в системе ГРУ. Его направили на наше предприятие по указанию вышестоящей организации. Меня он жалел и прикрывал. Когда он замечал, что мне нездоровиться, отправлял домой отлежаться. Делал это тактично и не навязчиво.

В начале семидесятых годов я начал интересоваться звукотехникой. В журнале «Радио» вышли две мои статьи по усилителям низкой частоты. Схема одного из усилителей понравилась любителям, этот усилитель многие повторяли. С помощью своих московских друзей и знакомых приобрел комплект импортной аппаратуры: проигрыватель грампластинок и магнитофон. Потом случайно мне удалось купить громкоговорители фирмы AR. Они обладали низкой чувствительностью и невзрачным внешним видом. Их владелец не знал, что с ними делать, потому что от усилителя, встроенного в японский магнитофон, они играли слишком тихо. В комиссионке их оценили, очень низко, высказывая сомнение в возможности их реализации. Усилители тогда были большой редкостью, в магазинах «Березка» усилители появились лет через пять. Приобретая громкоговорители, я предполагал, что располагаю приличным усилителем. В связи с тем, что THORENS, TANDBERG и AR, по тем временам, были весьма уважаемыми брендами, я испытал сильное разочарование от прослушивания фонограммы, записанной на ленту с грампластинки. Полагаю, что мое разочарование было в первую очередь связано с тем, что мои представления о высоком качестве звуковоспроизведения сформировались под влиянием нескольких прослушиваний профессиональной аппаратуры. Полученный опыт постепенно привел меня к пониманию того, что усилитель, разработанный на доступных элементах и ориентированный на массовое повторение, не обеспечит приемлемого качества воспроизведения. Я сожалел, что работа и семейные обязанности, не оставляют мне энергии и времени на серьезные занятия звукотехникой, и смирился с мыслью о том, что при случае приобрету готовый усилитель. Кроме того, не только решить, даже прояснить суть проблемы без серьезной измерительной техники, доступа к которой у меня не было, не представлялось мне возможным. Я редко пользовался своей системой, хотя мне удалось заметно улучшить качество воспроизведения в основном за счет разработки схемы предварительного усилителя для магнитной головки (раньше использовалась схема, заимствованная из описания электрофона фирмы DUAL), а потом и вовсе отказался от этой системы.

В конце семидесятых годов в Санкт-Петербурге (тогдашнем Ленинграде) счастливый случай свел меня с В.Ротаевым. Я получил очень ценную консультацию, которая заполнила пробел в моих знаниях. Использование подхода к проектированию, заимствованного у В.Ротаева, позволило мне рассчитать схему усилителя мощности, я передал схему одному из знакомых радиолюбителей, он быстро развел плату, спаял и принес мне налаживать. Оказалось, что плата разведена без ошибок, и через час мы слушали музыку. Качество звучания этого усилителя меня вполне удовлетворяло. Но изготовить усилитель для себя мне удалось не скоро. После этого мне еще несколько раз удалось встретиться с В.Ротаевым. Эти встречи были для меня очень интересны, я вспоминаю о них с чувством признательности. В конце семидесятых прошла реорганизация, в Зеленограде образовалось научно-производственное объединение, исполнительная дирекция которого, работала на правах главного управления министерства. На исполнительную дирекцию были также возложены обязанности по координации научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ по микроэлектронике. В состав объединения кроме предприятий Зеленограда вошли предприятия других городов, в том числе Москвы, Вильнюса, Тбилиси, Баку. В Зеленограде началось строительство дополнительных производственных площадей и организация новых предприятий.

Меня перевели на работу в исполнительную дирекцию по рекомендации нового главного инженера А.А. Васенкова, который знал меня по работе в Москве. Так я избавился от статуса «не свой» и приобрел для бывших начальников статус «свой человек в вышестоящей организации». В исполнительной дирекции сотрудники не делились по принципу «свой - не свой». Было много разных служб, много заместителей генерального директора. Поэтому я был просто человеком из службы главного инженера. Через год работы на новом месте благосклонная судьба подарила мне начальника отдела, обязанности которого я исполнял до его прихода в должности начальника лаборатории. Мы прекрасно понимали друг друга, он не вмешивался в мои дела, работа в его отделе составляла только часть моих обязанностей, которые он часто и совершенно спокойно выполнял за меня. В свою очередь, я постоянно информировал его о выполнении поручений, которые получал непосредственно от главного инженера или генерального директора, помогал составлять некоторые документы. Мой непосредственный начальник был старше меня, серьезно поработал разработчиком цифровых микросхем и, насколько мне известно, покинул пост начальника отдела, т.к. был «не свой». Во время реорганизации его заменили «своим». Наш главный инженер имел какой-то удивительный нюх «на не своих» и комплектовал таким способом отраслевой отдел координации. А.А.Васенков ясно ставил задачи, поначалу четко объяснял расклад ведомственных интересов или стратегию технической политики. Потом следовал вопрос о том, что мне нужно для решения вопроса, и в конце говорил о возможных последствиях того, что может произойти, если вопрос не будет должным образом решен. Вскоре А.А.Васенкову пришлось исполнять обязанности генерального директора и главного инженера одновременно. Я предполагаю, что в кругах партийной номенклатуры тех времен он тоже был недостаточно свой, т.к. в течение пяти лет, прекрасно справляясь своими обязанностями, так и не избавился от приставки «И.О.», а потом и вовсе перешел в другое ведомство. Появились новые начальники, начались новые кадровые перестановки. Но меня это теперь волновало мало. Состояние моего здоровья улучшилось, дети подросли, я профессионально вырос, избавился от административной должности начальника лаборатории, которого можно было всегда прижать за какие-нибудь недочеты вроде плохой идеологической работы. Имея связи и авторитет в смежных отраслях, я был готов без колебаний покинуть свою работу, как это сделал мой непосредственный начальник и несколько заместителей Васенкова. Новый генеральный директор меня знал. Раньше я с ним общался в качестве представителя вышестоящей организации. При первой же встрече в новом качестве он начал распекать меня на повышенных тонах не по делу. Кроме меня в его кабинете никого не было. Молча выслушав, я спокойно предложил не тратить время на сотрудника, который не подходит, и заменить меня более подходящим. Когда я вернулся в отдел, меня вызвал мой новый начальник и поинтересовался, чем кончилось дело. Я коротко рассказал о случившемся. Вопреки беспокойству моего начальника, никаких действий после этого разговора со стороны генерального директора не последовало. Это был единственный конфликт с руководством, который произошел у меня за 15 лет работы в исполнительной дирекции. За это время я научился ладить с самыми разными людьми, поняв, что на работе нет плохих и хороших людей, на работе люди разные.

Судьба предоставила мне возможность получить весьма интересный опыт работы совместно с немецкими специалистами концерна Карл Цайс-Йена. У немцев есть чему поучиться. Большинство немецких специалистов, с которыми мне пришлось иметь дело, получили образование в СССР, свободно владели русским языком и хорошо относились к русским. Работали они очень тщательно, хорошо знали свое дело, их педантичная аккуратность меня восхищала. Было много трудных вопросов. Я был руководителем одной из тем с советской стороны, урегулировать разногласия, возникающие по ходу работы, входило в мои обязанности. Я с радостью обнаружил, что стиль переговоров, которого я старался придерживаться и который сильно раздражал многих моих соотечественников, немцами воспринимался очень хорошо. Желательно сразу ничего не обсуждать, а тем более выражать несогласие с их позицией. Нужно внимательно их выслушать до конца, помолчать и, желательно в письменном виде, предложить формулировку для записи в протокол. Они никогда мои формулировки полностью не отвергали, а начинали редактировать, тщательно следя за формой и стилем. После редактирования всегда следовал вопрос: « Вы это подпишете?». Я всегда отвечал «Да, но с очень небольшими изменениями» и вносил изменения. После этого произносил: «Это можно подписывать», не уточняя кому. В большинстве случаев со мной соглашались. Такая тактика переговоров по разногласным вопросам экономила время. Трудолюбивые и педантичные немцы очень ценили время. Задерживаться после работы у них не считалось признаком трудолюбия. Немцы любят все делать в отведенное время. Приезд коллег из России создавал предпосылки для нарушения их распорядка. Разговоры по разногласным вопросам - это болтовня в рабочее время, без всякого результата. Редактирование протокола - это работа, нацеленная на результат. Результат достигнут, после работы идем пить пиво или осматривать достопримечательности. Я думаю, что за мой стиль ведения переговоров мне прощалось равнодушие к пиву, и полная некомпетентность в вопросах футбола, автомобилей и еще множества интересных и важных вещей, которые обсуждались в рамках неформального общения. Сбой со здоровьем осенью 1988 года привел меня в больницу, где сначала лечили от пневмонии, а потом, как я предполагал, от последствий лечения от пневмонии. После пребывания в больнице больше месяца я чувствовал себя совершенно нетрудоспособным. Согласно действующим правилам я должен был выйти на работу, а когда в медсанчасть, которая обслуживала наше предприятие, придут бумаги из больницы, явиться на прием к врачу. Наш цеховой врач, женщина средних лет с великолепным чувством юмора, на этот раз была очень сдержана и серьезна. Глядя на мои медицинские бумаги, задумчиво произнесла: « Странная у Вас пневмония. Придется пройти повторное обследование». Я честно признался, что по совету опытного соседа по палате все таблетки выбрасывал, так что фактически подвергался воздействию только тех лекарств, которые вводили внутривенно и внутримышечно. К моему удивлению она улыбнулась и дала мне понять, что моя боязнь отравиться вполне обоснована, но кроме передозировки лекарств есть и другие вещи, которых следует опасаться. Я все понял, мне было известно об экологическом неблагополучии Зеленограда, которое по вполне понятным причинам тщательно замалчивалось. Я отказался от лыжных и других прогулок в лесопарках, окружавших промышленные предприятия, и старался по возможности проводить свободное время за пределами Зеленограда.

Так я приобщился к горным лыжам, на которых можно было кататься в Подрезково, куда было удобно добираться на электричке. Доступа к подъемнику у меня не было, поднимаясь без подъемника научиться кататься за обозримое время, шансов тоже не было, но я проводил время на воздухе, получал от подъемов приличную нагрузку и был доволен. Мой первый выезд в горы состоялся в конце января 1989 года.

Покатавшись неделю с подъемником, под руководством сына я получил некоторые навыки владения лыжами. Кататься после гор по короткому подмосковному склону без подъемника было тяжело и неинтересно, но получать в зимнее время физическую нагрузку на воздухе было необходимо. Я старался по возможности выезжать в горы, мне удалось покататься в двух местах на Кавказе, но чаще получались поездки в Хибины. В подмосковье с появлением кооперативов появились платные подъемники, проблема доступа к подъемникам разрешилась. Это явилось одним из двух значимых для меня результатов перестройки.

Вторым результатом стала постоянно расширяющаяся возможность знакомиться с литературой, доступа к которой у меня раньше не было. Все началось еще значительно раньше с прочтения тоненькой книжечки «Мифы древней Индии», которая когда-то давно попала на книжную полку в качестве «нагрузки» к какой-то дефицитной книге. Меня поразила глобальность мыслей о смене природных циклов во вселенной, образно и понятно для меня изложенных на примере позы священной коровы. В итоге изучение мистической, религиозной и другой «антинаучной» литературы стало для меня постоянным и интересным занятием.

Перечень авторов, с книгами которых я ознакомился, являет собой очень пеструю картину. В моем восприятии все эти книги разделились на те, которые я смог прочесть до конца и кое-что понять, и те, в которых я понять ничего не мог, и дочитать до конца не хватило сил.

Для освоения информации совершенно нового для меня характера требовался определенный подход, основанный на понимании того, что моя картина мира весьма несовершенна, что мой пресловутый здравый смысл, основанный на моем опыте, нужно выключить из этого процесса, что прежде чем отвергать желательно постараться понять. Через несколько лет я вдруг неожиданно обнаружил, что моя картина мира изменилась, мои представления о взаимосвязях предметов и явлений расширились. Я получил представление о внутреннем единстве мира, о взаимосвязях между явлениями и предметами, о которых раньше не подозревал, о технологиях управления древности, эффективность которых базировалась на знании социальной психологии.

Сильное впечатление произвел на меня Карлос Кастанеда. Меня мало интересовала подлинность описываемых им событий, я сразу решил воспринимать его произведения как вымысел. Многочисленные диалоги с учителем ученика, вставшего волею судьбы на путь освоения поначалу чуждой и совершенно новой культуры, казались мне очень удачным литературным приемом, позволяющим донести до читателя представления, выходящие за круг понятий менталитета европейского типа, сформировавшегося под влиянием библейской культуры. Расширение круга понятий закреплялось сущностным опытом, и новые необычные явления становились реальными событиями жизни ученика. Мне кажется, что Карлос Кастанеда очень выразительно и корректно донес до читателя описание пути человека к духовному совершенству, пути – цель которого сам путь, ведущий к неограниченному расширению осознания мира. Меня также впечатлило в «антинаучной» литературе представление о личности и сущности человека и важности понимания человеком, что же действительно стоит за его понятием «Я». Оказалось, очень удобно думать: «Это относится не ко мне, это так воспринимается роль, которая мне отведена в этом спектакле» или «В этом спектакле моя роль закончилась, пора занять место в зрительном зале». Заканчивалась и моя роль ведущего специалиста исполнительной дирекции.

Уже в 1989 году чувствовались явные признаки развала. Берлинская стена была готова обрушиться, а я освободиться от одной из серьезных нагрузок по работе. Последняя встреча с коллегами из ГДР, которую удалось организовать в Вильнюсе, была проникнута атмосферой прощания, воспоминаний и ощущением неопределенности будущего. На фоне проблем со здоровьем неопределенность будущего мне не казалась слишком пугающей. Ситуация была для меня плохо прогнозируемой, предпринимать усилия по устройству в коммерческие структуры я не пытался, перспектива торговать радиодеталями меня не привлекала.

Сыновья выросли, получили образование, а я умел довольствоваться малым. Начались сокращения штата и безделье на работе. Первое время я на удивление легко переносил безделье, потом наступила апатия. В результате очередной реорганизации оказался в одной комнате с любителем высококачественного звуковоспроизведения, который участвовал в попытке организовать производство ламповых усилителей на заводе Ангстрем. Он приносил ксерокопии статей из иностранных любительских журналов, мы обсуждали разные публикации. Я с удивлением узнал от него, что функционирует радиорынок, что начинают открываться аудиосалоны. Мне казалось, что все эти сведения поступают из какой-то другой реальности. Безделье на работе немного заполнилось, я выполнял некоторые расчеты транзисторных усилителей для моего коллеги. Потом меня сократили, я освободился от обязанности регулярно посещать работу, до пенсии было еще пять лет, но благосклонная судьба не оставила меня совсем без доходов. Случайные заработки не отнимали много времени и энергии, малые средства, которые они давали, можно было нормально потратить, поскольку дефицит товаров резко пошел на убыль. Беспокоило ощущение некоторой пустоты, которую хотелось заполнить. Плохое зрение, отсутствие измерительных приборов и что-то еще, непонятное до конца, мешало снова взяться за радиолюбительство. Все же я сделал магнитофон на базе старинной норвежской лентопротяжки с весочувствительными подкассетными узлами. Заканчивая эту работу, я понял, что удовольствия этот процесс мне не доставляет, а результат мало интересует. Заканчиваю только по привычке доводить дела до конца.

Хотелось попробовать что-нибудь новое. С 1996 года я подписался на журнал «Speaker Builder», простой английский которого позволял при моем скромном знании языка понимать основное содержание большинства статей. Статьи были разные: наряду с описанием конструкций громкоговорителей для начинающих имели место статьи теоретического характера, написанные профессорами университетов и ведущими специалистами промышленности. Фамилии некоторых авторов этих статей числились в списке редколлегии журнала. В 1997 г. мой сосед по даче, бывший радиолюбитель, который был немного старше моих сыновей, предложил мне попробовать сделать громкоговорители на динамиках, которые можно купить в США. Все вопросы приобретения и доставки Артем Благодарский брал на себя, т.к. по делам службы посещал США не реже двух раз в году. Предложение было заманчивое, но я колебался, т.к. не готов был втянуться в новое для меня хобби. Основной причиной моих сомнений было понимание того, что без базового образования в области электроакустики и отсутствия опыта для осмысленной деятельности даже на любительском уровне требуется приобретение и освоение измерительной техники. Кроме того, в пятьдесят восемь лет я уже не мог полагаться на свой слух, который постоянно ухудшался, что в перспективе существенно снижало шансы реально оценивать результаты своих трудов и получать удовольствие от процесса. В любом хобби такого рода, я полагаю, процесс важнее результата. Все же я решился. Пришлось отказаться от поездок в горы на несколько лет, чтобы приобрести LMS и некоторое количество динамиков. Знание компьютера было близко к нулю, я варился в собственном соку, поначалу дело двигалось очень медленно.

За год удалось освоить методики измерения, разобраться с множеством непонятных вопросов и как-то более-менее осмысленно построить две модели громкоговорителей. Я показал свои поделки редакции журнала « CLASS A», они прослушали их в салоне «Гирос» и опубликовали описание громкоговорителя на динамических головках фирмы VIFA. На начальном этапе мне ценными советами помогли В. Долуда, А.Гапон, Ю.Макаров. От Ю.Фомина я получил помощь с программным обеспечением по проектированию громкоговорителей. Потом мне удалось сделать еще две модели громкоговорителей, которые в 1999 были показаны на выставке «Российский Нi - End.» Из-за недоразумения я не смог официально продемонстрировать свои поделки, но по частным отзывам понял, что мои громкоговорители не самые плохие на выставке. На этой выставке я получил предложение от компании Аркада разработать несколько моделей громкоговорителей для массового повторения любителями. В процессе этой работы я ясно осознал необходимость освоения современных методов проектирования, позволяющих резко сократить трудоемкость разработки кроссоверов. Любители из г. Пермь передали мне программу LEAP 4.7, а Ю.Фомин предоставил в мое распоряжение описание этой программы. У меня появилась возможность серьезно заняться освоением профессионального программного обеспечения для проектирования громкоговорителей.

На следующей выставке в 2000 году я имел возможность демонстрировать свои поделки, которые были официально представлены кампанией «Аркада». Мои громкоговорители часто просили для демонстрации усилителей и другой аппаратуры, я никому не отказывал. Общение с участниками выставки было для меня интересным и поучительным, а главное позволило мне понять, что я могу сделать для любителей. В любом деле важно правильно определиться с ролью, которую приходится играть в спектакле, поставленным режиссером по имени жизнь. Я предпочел бы находиться в зрительном зале, но мне было ясно, что участия в спектакле мне не избежать потому, что я хотел поделиться опытом, кое-что написать. В таком случае мое хобби приобретало некоторый смысл и переставало быть только средством структурирования свободного времени. На этом пути нужно быть готовым к самым разным оценкам результатов своего труда, отбросить в сторону амбиции и по возможности экономические интересы, что было для меня весьма проблематично. Расходы на приобретение динамиков и других комплектующих изделий, а также на изготовления корпусов явно не вписывались в мой скромный бюджет. Проблема разрешилась на некоторое время благодаря вмешательству одного из моих знакомых, который был весьма состоятельным человеком и хорошо разбирался в бизнесе. Он посоветовал мне опубликовать статью в журнале Speaker Builder , а после выхода статьи он обещал помочь мне с реализацией моих поделок. Так мое хобби стало самоокупаемым, я получил возможность набрать материал для публикаций любительских конструкций.

Аркада открыла филиал в Москве, динамиками для домашних громкоговорителей в этом филиале стал заниматься Г. Крылов. Я передавал ему все материалы по своим разработкам, так результаты моих трудов оперативно использовались любителями. В офисе у Г.Крылова я знакомился с любителями, которые интересовались конструированием акустических систем и на начальном этапе нуждались в консультациях. Я старался им помочь, а сейчас получаю от них помощь и консультации. Это радует.

После переезда из Зеленограда в Москву мне удалось несколько лет проработать в качестве консультанта в компании Виртуальная акустика. Компанией руководил М.Ежгуров, мне кажется, он обладал талантом дизайнера и неплохими организаторскими способностями. Работа в молодежном коллективе была для меня интересна и познавательна. Я прилагал максимум усилий, чтобы обучить своих коллег методикам измерений и технике проектирования. К сожалению, я не достиг успеха в этом начинании. Летом 2007 года я вынужден был уйти из компании в связи с ухудшением состояния здоровья. Построение громкоговорителей бытового назначения, как мне кажется, является стремлением создать приемлемую иллюзию звучания музыки. Я не знаю, как по другому определить попытки заставить несколько кусочков бумаги (фольги, полипропилена, керамики, пропитанного шелка и тому подобное) заставить звучать подобно симфоническому оркестру. Создание иллюзии, обеспечивающей эмоциональную вовлеченность слушателя, мне кажется, кроме инженерных средств, требует еще чего-то, близкого к искусству. Завязка на эмоциональный мир слушателя при попытке создания приемлемой иллюзии приводит в область индивидуальных предпочтений, которая может показаться инженеру весьма странной. Иррациональный мир индивидуальных предпочтений с одной стороны, требует от разработчика громкоговорителей внимания и уважения, с другой стороны, может удивить странной терминологией, свойственной узкому кругу любителей, ориентированных на своего собственного гуру, который сформулировал все основные правила и рецепты «правильного подхода» типа: «Динамик должен дышать», «Фильтры можно применять только первого порядка», «Усилитель должно строить только на лампах» и т.п. Чтение «антинаучной» литературы и посещение лекций по сходной тематике дало мне представление о том, что есть немало людей, способность восприятия которых сильно отличается от «среднего» уровня. Сущностный опыт, который получают люди с повышенными способностями восприятия трудно описать в вербальной форме, отсюда странные термины, свойственные индивидуальной системе символов и понятий. Я с уважением отношусь к опыту людей, обладающих повышенным восприятием, не смотря на то, что здесь может пышно расцветать невежество и шарлатанство. Мне кажется, что в деятельности многих любителей немалую роль играет некоторая иррациональная составляющая, которую мне не дано понять в силу ограниченности моего восприятия. Я принимаю это как данность, а дискуссий на эту тему избегаю.